ПИСЬМА_К_БЛИЖНИМ.ONLINE / 1904

1904

/ Общий контекст III тома /
Андрей Тесля
Кандидат философских наук, научный руководитель
Центра исследований русской мысли Института гуманитарных наук
Балтийского федерального университета им. И. Канта
1904-й — год первого значимого разрыва в ряду тех, что ознаменуют собой глубокий кризис империи. Русско-японская война высветит масштабный комплекс проблем и станет важным фактором последующих общественных потрясений, вплотную приблизив то, что позднейшая историография назовёт Первой русской революцией…
Начало Русско-японской войны
Вместе с тем, давно назревавшая и наконец начавшаяся в январе, война с Японией занимает довольно ограниченное место в сознании русского общества — это можно заметить и по «Письмам», где военные сюжеты отнюдь не поглощают сознания, оказываясь одной из тем, значимой, но не исключительной.

Прежде всего, война воспринимается, и вполне закономерно, как ограниченная и колониальная, империалистическая в исходном значении понятия, отсылающего к большому имперскому «разделу мира», начавшемуся в 1880-е и уже фактически завершённому к первым годам нового века.

Для Японии — в продолжение Японо-китайской войны 1894−1895 гг. — она оказывается (удачной) попыткой войти в число «великих держав», пересмотреть сложившийся в 1880-е годы порядок: для нового игрока нет пространства в уже существующем, его можно найти, только потеснив кого-либо из старых. Для Российской империи первоначальные ставки в этой борьбе существенно ниже — изумление скорее вызывает слабость, демонстрируемая Россией в этом военном столкновении, тем более что для русской публики Япония воспринимается скорее экзотично.

В итоге общественная реакция оказывается производной не столько от осознания силы противника (либо слабости России), сколько от понимания негодности внутренне существующего порядка вещей, как «критика режима» действием.
Смерть Михайловского
В начале года, в феврале, умирает Николай Михайловский — ведущий публицист русского народничества, чей авторитет для современников трудно переоценить. Примечательно, что эта смерть оказывается за пределами «Писем»: Меньшикову, видимо, сложно было написать развёрнутый отклик на смерть того, с кем он только что столь рьяно полемизировал. Эта смерть оказывается ещё одной символической вехой, концом старого порядка: народничество 1880−1890-х, лицом которого был Михайловский и которое было своеобразным компромиссом с наличным порядком вещей — его моральной критикой и фактическим принятием — это народничество само заканчивается в первые годы нового столетия.

Н. К. Михайловский
Смерть Чехова

Год, начавшийся с постановки в МХТ «Вишнёвого сада», оказывается последним для Антона Чехова. Он умирает летом в Баденвайлере — тот самый Чехов, непонимание и последовательную критику произведений которого вновь и вновь ставили в вину Михайловскому как очевидное свидетельство его эстетической глухоты — и которое представало выражением того же безвременья, тихой трагедии повседневности.

А. С. Суворин, «Новое время» и Меньшиков сыграли огромную роль в жизни Чехова: первый стал его литературным покровителем и личным другом, а Меньшиков — критиком, сумевшим увидеть и объяснить публике художественный масштаб Чехова и значение его произведений.
Последнее фото А. П. Чехова
В. В. Розанов несколько лет спустя, уже об умершем Суворине, напишет:
Помню его встречавшим гроб Чехова в Петербурге: с палкой он как-то бегал (страшно быстро ходил), всё браня нерасторопность дороги, неумелость подать вагон… Смотря на его лицо и слыша его обрывающиеся слова, я точно видел отца, к которому везли труп ребёнка, или труп обещающего юноши, безвременно умершего. Суворин никого и ничего не видел, ни на кого не обращал внимания и только ждал, ждал… хотел, хотел… гроб!
Розанов В. В. Признаки времени: Статьи и очерки 1912 г.
В последующей перспективе Чехов будет всё расти — прижизненное смятение в оценках уступит место посмертному признанию и прославлению. А дистанцирование памяти о нём от «Нового времени» будет идти всё быстрее — то, начало чему положил уже сам Чехов в последние годы своей жизни.
Отмена запрета на второбрачие
Молодая супружеская чета. Иркутск.
Тем временем происходят дальнейшие изменения, пусть пока и весьма медленные, в законодательстве, регулирующем брачные и семейные отношения. Эти перемены отражают всё убыстряющиеся сдвиги в обществе — устройство семьи и частной сферы, эмансипация семьи от производственных отношений, переход к «эмоциональному браку».

По мере того, как семья всё более становится пространством эмоциональных отношений, описываемых прежде всего в категориях любви, взаимного чувства и т. д. (расширение концепции «романтической любви» на всё большие социальные круги), брак перестаёт быть «нерушимым», поскольку теперь предполагает сохранение лишь до тех пор, пока так или иначе сохраняется «чувство» между супругами.

Если в предшествующие годы произошло законодательное изменение статуса «незаконнорождённых» и облегчение процедуры усыновления, то в мае 1904 г. состоялась отмена прежнего законодательного воспрещения на вступление в повторный брак стороны, признанной в ходе бракоразводного процесса виновной.

Напомним, что по действовавшему до тех пор законодательству развод был возможен прежде всего в случае признания вины одной из сторон. Соответственно, огромное значение в процессах о разводе имел вопрос о том, какая из сторон — даже в случае взаимного согласия — окажется готовой взять на себя «вину» и тем самым закрыть для себя юридическую возможность вторичного вступления в брак.

Св. Синод в последовавшем вскоре после издания нового закона разъяснении формально попытался минимизировать его последствия. Согласно определению Св. Синода, священник был не вправе венчать виновную в прелюбодеянии и разведённую на этом основании сторону в течение двух лет, а в течение следующих пяти лет венчание дозволялось только при удостоверении со стороны священника раскаяния виновного. На практике, однако, вопреки первым откликам современников, данное разъяснение фактически сведётся к двухлетнему промежутку, требуемому от момента развода до вступления в другой брак — при этом особенное значение имело то обстоятельство, что закон от 28 мая 1904 г. имел обратную силу, тем самым, при всех ограничениях, позволил многим из получивших развод ранее легализовать свои отношения или обрести новую семью.

Семейное законодательство, впрочем, вплоть до конца не только «старого режима», но во многом и вплоть до 1917 г. будет оставаться одной из «точек напряжения», где не только попытки реформирования, но и реальные изменения — например, в силу законодательных новелл 1905 г., открывших гораздо большую свободу для межконфессиональных браков (и переходов из одной конфессии в другую) — будут встречать не только затруднения на практике, но и последующее реставрационное движение со стороны властей.
Цесаревич
Рождение Цесаревича явилось фактически последним большим светлым событием в истории России «старого порядка». После четырёх дочерей и долгого ожидания рождения наследника — о котором император и императрица молились в Дивеево при прославлении Серафима Саровского в 1903 г. — наконец Александра Фёдоровна разрешилась ребёнком мужского пола, которого нарекли Алексеем. Это имя отражало в том числе и специфический «русский стиль» последних десятилетий, образцом для которого и символом аутентичной «русскости» выступало царствование Алексея Михайловича. Одновременно святым патроном новорождённого был избран Алексей, митрополит Московский — при этом популярность получило толкование, что наследник престола наречён Алексием в память Алексия, человека Божия, в свою очередь получая толкование если не дурного предзнаменования, то во всяком случае неотмирности. И такого рода понимание de facto создастся после того, как у ребёнка будет диагностирована гемофилия — наследственная болезнь, несворачиваемость крови, что обрекало его на пожизненную инвалидность. Тем самым событие, первоначально воспринятое как однозначное и долгожданное свидетельство благословения царской четы и всей подвластной ей державы — в дальнейшем станет трактоваться ретроспективно как очередной знак, возвещающий если не гибель, то тяжкое страдание царства, испытание, которое ему предназначено претерпеть.
Цесаревич Алексей Николаевич. 1904 г.
Финляндский вопрос

В начале лета в центре внимания оказывается финляндский вопрос, поводом к чему становится убийство в Гельсингфорсе генерал-губернатора Николая Бобрикова. 3 июня в здании Финляндского сената в него стреляет Эйген Шауман, сын местного сенатора. Бобриков смертельно ранен и умирает на следующий день, Шауман же сразу после покушения покончил с собой.

Причиной покушения стала политика «русификации», проводимая в Финляндии Бобриковым с назначения его на пост генерал-губернатора в 1898 г. и вызывавшая неприятие не только в финляндском обществе, но и среди русских либеральных и социалистических кругов. В числе наиболее значительных мер политики Бобрикова были ликвидация (указом от 29 июня 1901 г.) самостоятельной финляндской армии и введение призыва подданых Финляндии на общих основаниях в российскую армию, введение в делопроизводство финского Сената русского языка, ужесточение контроля над школьной системой, широкое применение административных взысканий и запретов к финской печати. В целом это была политика, направленная на административное интегрирование Финляндии в Российскую империю, она прервётся, и прежние автономные права будут восстановлены в ходе революции 1905 г., но после стабилизации имперской ситуации, уже в думский период, Петербург вновь вернётся к прежним политическим целям — и дебаты по поводу Бобрикова и его преемников станут актуальными уже в 1906—1907 гг.
Генерал-губернатор Финляндии Н. И. Бобриков
Убийство Плеве

Другой жертвой покушения, на сей раз организованного Боевой организацией партии социалистов-революционеров, становится министр внутренних дел Вячеслав Плеве. Руководит покушением Евно Азеф — 15 июня по пути следования кареты министра на Витебский вокзал расставлены для надёжности четыре бомбиста. Это покушение, в отличие от предшествующих неудачных покушений 18 и 24 марта, удалось — основной метальщик Егор Сазонов кидает бомбу с тротуара, в результате Плеве гибнет на месте, кучер смертельно ранен, также пострадало 12 человек. Причиной покушения на Плеве была возложенная на него ответственность за еврейские погромы, прежде всего — Кишинёвский погром 1903 г., в организации которого он непосредственно обвинялся.
Разрушенная бомбой карета министра внутренних дел В. К. фон Плеве
Перемены во внутренней политике
Смерть Плеве становится поводом к попыткам существенной корректировки внутренней политики — собственно, к моменту своей гибели Плеве как политик сам оказался в тупике, исчерпав уже в 1903 г. программу, с которой был назначен на министерский пост и, — вопреки своим намерениям 1902 г.—начала 1903 г., — оказался в ситуации жёсткой конфронтации с общественностью, стал символом репрессивной политики, которая и им самим понималась как бесперспективная.

Новым министром внутренних дел назначен кн. Пётр Святополк-Мирский, ранее, в министерство Плеве, хорошо зарекомендовавший себя в должности Виленского генерал-губернатора. В речи при вступлении в должность Святополк-Мирский говорит о необходимости «взаимного доверия», а со стороны администрации — об «искренно благожелательном и истинно доверчивом отношении к общественным и сословным учреждениям и к населению вообще». Новый курс обозначается в печати как «эпоха доверия», отголосок «диктатуры сердца» Лорис-Меликова 1880 г., а также, вопреки календарным срокам, как «весна русской жизни».
Кн. П. Д. Святополк-Мирский
Неудовлетворённость происходящим — широко распространена. Но при этом недовольство переходит в качественно новые формы. П. Б. Струве, покидавший Россию всего за год с небольшим до начала Русско-японской войны, готовился к судьбе Герцена: оказаться в эмиграции на долгие годы, если не до конца жизни, стать организатором вольной, бесцензурной политической печати. К осени 1904 г. события разворачиваются так стремительно, что «Союз освобождения», консолидирующийся вокруг издаваемого Струве эмигрантского одноимённого журнала, готовится оформиться в политическую партию — «народной свободы» (кадетскую).

«Весна» Святополк-Мирского, кажется, даёт надежду на мирное обновление. С разрешения нового министра в ноябре 1904 г. в Петербурге собирается земский съезд. Однако устное разрешение он оказывается неспособен, вопреки своим ожиданиям, подкрепить санкцией императора — и в итоге съезд проходит в своеобразном полуофициальном варианте, без разрешения и при непрепятствовании со стороны властей. Этот съезд демонстрирует одновременно и степень радикализации, вызывая раскол среди участников, когда старые земцы, во главе с Д. Н. Шиповым, оказываются в меньшинстве со своим проектом, предполагающим требование законосовещательного представительного органа, а большинство собравшихся выступают уже без всяких оговорок за народное представительство с правом законодательствования.
Последние иллюзии либеральных реформ сверху развеиваются к началу декабря 1904 г., когда Святополк-Мирский предлагает проект преобразований, предусматривающий введение в Государственный совет «выборных представителей от общественных учреждений»: осторожное движение в сторону представительства, по стопам проекта Лорис-Меликова 1881 г. Но и эта, весьма ограниченная мера — впрочем, справедливо рассматриваемая всеми основными действующими лицами как принципиальный шаг в сторону конституционного устройства — в итоге отвергается на правительственном совещании 4 декабря 1904 г. Святополк-Мирский после этого подаёт в отставку — но временно остаётся в должности, до тех пор, пока государь не подыщет замену, — фактически отстранившись от дел. И тем самым в кризисный момент, в обстановке общественного волнения, посреди войны, пусть и периферийной, но достаточно тяжёлой и неудачной, империя оказывается с полуотставленным министром внутренних дел.

В верхах одновременно присутствует и сознание необходимости перемен, и неспособность к ним. Последняя определяется сложившейся конфигурацией властных отношений — никто, за исключением монарха, не способен инициировать и более или менее планомерно осуществлять изменения. Вместе с тем, бюрократический порядок автоматически приводит к тому, что инициатор перемен оказывается оппонентом практически всех остальных действующих лиц: тактически они заинтересованы в блокировании его инициатив, дабы не позволить ему и его группе несоразмерно усилиться.
Система оказывается способной к тактическому реагированию и неспособной к стратегическому действию.

Здесь показательна ситуация, приведшая к Русско-японской войне — точнее, к тому, каким конкретно образом в неё вступает империя. За дальневосточную политику так или иначе отвечают и в этом контексте действуют, помимо министерства иностранных дел, министерство финансов, военное ведомство, затем появляется новый участник — дальневосточное наместничество, и при этом сам император оказывается действующим лицом помимо официальных каналов, проводя собственную, частную политику. В итоге нельзя сказать, чтобы для целого ряда наблюдателей и участников этой политики не были более или менее ясны её риски и возможные угрозы и чтобы вопрос о возможном, — а с 1903 г. становящемся практически неизбежным — военном столкновении с Японией, не рассматривался в ракурсе слабости военных сил России в регионе и сложностей, связанных с логистикой, затруднительностью быстрого наращивания военного присутствия и проблемами со снабжением. Но это понимание весьма ограниченно переходит в действие.
Антикварная почтовая карточка «Русско-японская война 1904−1905 гг.»
Год заканчивается вполне обоснованным ощущением политического тупика — на фоне неудачно складывающейся войны, идущих к своей цусимской гибели трёх Тихоокеанских эскадр, осаждённого Порт-Артура и разгорающегося недовольства на имперских окраинах — от Финляндии до Закавказья. Империя пребывает на пороге потрясений, которые захлестнут страну в ходе приближающейся революции следующего, 1905-го, года.
Читайте также:
Андрей Тесля:
Лонгрид об общем контексте I тома
Андрей Тесля:
Лонгрид об общем контексте II тома
Андрей Тесля:
Лонгрид об общем контексте IV тома
Михаил Меньшиков «Письма к ближним»
Михаил Меньшиков
Письма к ближним
Т.1 — 1902 г.
Том открывает масштабный проект полного издания Опуса Магнум одного из ключевых русских журналистов начала XX века.